СЛЫШАТЬ. ЧУВСТВОВАТЬ. ПОНИМАТЬ. Часть 1/
Глава 3
Григор Микаэлян

Страница 3

Глава 3

Музыкальная автобиография.
 
Что дает повторение. Для чего нужно искусство. Мои детские размышления и наблюдения. Мой дед. История первого опыта музыкального воздействия. Механизм включения понимания. Занятные факты.
 
1.
 
Мне было тогда где-то одиннадцать лет. Я ходил на уроки фортепиано и уже заметил, что многократно повторяя одну и ту же вещь, может открыться некая другая реальность, произведение начинает воздействовать глубже, по новому, несмотря на то, что ты его знаешь наизусть и даже сдал экзамен. Через какое-то время, с опытом, прочитав какие-то книги, приобретя очередные знания, одна и та же художественная композиция, неважно литературная, музыкальная или изобразительная, могла выявить ранее незамеченные внутренние связи, нести некую важную информацию, а порой, трансцендентальные переживания (в устном рассказе я бы сказал «духовные переживания», но для научно-популярного стиля больше подходит приведенное словосочетание). Но я это тогда для себя, естественно, так не формулировал. Просто мне казалось, что я ее начинаю лучше понимать. Никто из преподавателей музыки, да и других предметов, не говорили об истинном предназначении искусства. Говорили, что в нем должен разбираться любой уважающий себя человек, говорили, что взрослому человеку стыдно быть неучем. Что-то еще говорили… Ну и в голове ребенка, то есть меня, складывалось ощущение, что с практической точки зрения искусство человеку не нужно, но с точки зрения какой-то неведомой необходимости, придется об искусстве что-то знать. Я с неохотой, но все-таки читал что-то, сам не зная для чего – может быть для того, чтобы не осмеяли как неуча, когда повзрослею, а может и потому, что как было сказано выше, сердце чувствовало какую-то необходимость и тайну. И так было до событий, которые будут описаны ниже.
 
***
 
Однажды, когда мой дед с бабушкой уезжали отдыхать на лето, дед, имеющий многотысячную коллекцию грамзаписей, разрешил мне в его отсутствие пожить у него на квартире и слушать грампластинки. Он имел огромную книгу-каталог, где аккуратно значился адрес пластинки в шкафу. Условием было, чтобы по его приезду все находилось на своих местах. Проигрывающим устройством служила ламповая советская радиола "Симфония" с огромными напольными колонками, та, что стоит за Святославом Рихтером и его роялем на одной из его видеосъемок.
 
simfonia1
 
фильм-с-Рихтером2
 
2.
 
Здесь мне придется сделать маленькое отступление, и рассказать кто же все-таки мой дед. Я сначала хотел обойтись без конкретных указаний каких-либо имен и фамилий во всей статье. Но мне кажется, что в виде исключения, мне все-таки придется кого-то назвать. Наверное потому, что тех, кого я назову – это довольно значимые и известные люди, авторитет которых тоже может положительно сказаться на убедительность многих выводов.
 
Мелик-Степанян
 
Волею судьбы я оказался внучатым племянником (но он меня называл внуком, а я его, соответственно, дедом) известного Советского ученого в области механизмов аудио и видеоаппаратуры Арама Матвеевича Мелик-Степаняна.
 
02-Мелик-Степанян-и-Микаэлян
 
Он является автором зеркального модулятора для фотографической фонограммы, который в 30-х годах позволил, опередив американцев, получить на кинопленке звук с верхней граничащей частотой 15 кГц (до этого верхняя частота на кинопленке не превышала 7 кГц), что очень сильно улучшило разборчивость речи актеров и позволило музыке занять достойное место в кинофильмах.
 
Портрет_Мелик-Степанян009
 
Кроме того, это открытие позволило получить возможность непрерывной записи классических концертов на кинопленку с качеством, которое даже и не могло представиться тогдашним грампластинкам.
 
Мелик-Степанян-за-работой-2
 
Позже Мелик-Степаняном был разработан блок-стабилизатор скорости транспортирования пленки и введено в мировую науку физическое понятие квазиупругость. Блок-стабилизатор скорости довел показатели детонации до сказочной для того времени величины, что тоже сказалось на качестве записей того времени. За эти и другие разработки он был награжден Государственной (тогда Сталинской) премией, а американцы специально приезжали, чтобы лично поглазеть на чуда, в которые они с противоположной стороны Земли не могли поверить. Кино и звукозапись в то время были по популярности наравне с полетами в Стратосферу и Космос.
 
3.
 
В доме у моего деда всегда царили порядок и научная атмосфера. Постоянно собирались известнейшие ученные Ленинграда, сидели вокруг большого стола, накрытого моей бабушкой, и говорили о новостях науки из первых уст.
 
kollaj
 
Иногда эти новости в сильно сокращенном и популяризированном варианте, намного позже, можно было увидеть в журнале «Наука и жизнь», но я, хоть и многое не понимал, случалось, что бывал свидетелем их первого представления в научном кругу. Причем, ученные собирались самых разных специальностей, но уровень общей образованности и масштаб их личностей был очень высоким.
 
Мелик-Степанян021
 
Надо сказать, что и отношение общества к ученым тогда было совсем другим. Их очень почитали и уважали. Они были значительно более почитаемы, чем артисты. Видимо тогда люди имели другие ценности…
 
Мелик-Степанян022
 
Ученых того времени отличала внутренняя строгость и высокая культура. Не то, чтобы они вели себя нарочито строго! Мне кажется, что сам уровень интеллекта создает атмосферу уважения и почитания. Именно этот уровень их интеллекта, культуры и истинной нравственности вызывал естественное уважение, не позволяя делать и говорить лишнего в их присутствии.
 
Мелик-Степанян019
 
Со стороны такое поведение могло объясняться якобы особой строгостью с их стороны, но, повторюсь, истинный мотив уважения был совсем иным.
 
***
 
Порой, когда я находился дома у деда, он работал, и приходилось сидеть тихо и не трещать стульями, несмотря на то, что в детском возрасте хочется постоянно двигаться и прыгать.
 
Мелик-Степанян-за-работой
 
Иной раз, когда мы семьей приходили в гости, бабушка уже с порога приставляла палец к губам и говорила: «Тихо, Арам Матвеевич слушает музыку!» Вот тогда для меня, ребенка, было настоящее испытание. Приходилось час сидеть очень смирно на стуле, чтобы посторонними шумами не нарушить дедушкино погружение в классику. Он слушал музыку в своем кабинете, но дверь никогда не была плотно затворена, а бабушка беспокоилась, что шум, исходящий от детской неусидчивости, помешает прослушиванию.
 
 Однажды я неосторожно подошел к чуть приоткрытой двери его кабинета, когда он чистил на проигрывателе пластинку, и решил просунуть свой любопытный нос в его кабинет. Дед посмотрел на меня своим строгим взглядом и сказал: «Сегодня у меня Рахманинов. Предлагаю послушать его вместе». Я покорно кивнул головой и уселся в кабинете на пуфике без спинки.
 
Симфония Рахманинова длилась так долго, что я думал, что не доживу до конца. У меня отекли ноги и разболелась спина. Но я не посмел даже пошевелиться, так как боялся отвлечь деда от тех музыкальных событий, в которые он был погружен. Мое место в комнате было таким, что я мог наблюдать за дедом. Он сидел в глубоком кресле, чаще с закрытыми глазами, иногда особо двигая рукой – как будто указывал на какие-то пространственные перемещения. На протяжении всей симфонии я наблюдал, что дед находится в другом измерении. Мельчайшие изменения его мимики выдавали серьезные происшествия в ходе событий в образном мире симфонии Рахманинова. Но что там может быть такое, что он так серьезно к этому относится?
Тогда я впервые глубинно осознал: дед переживает нечто важное; в силу моей неразвитости я не могу до конца постичь происходящего. Но когда-нибудь, когда выросту, я должен прояснить – что все-таки происходило в той симфонии, что я не смог понять из-за своего позорного тугоумия?
 
Дед спросил меня после прослушивания, понравилась ли мне музыка. Я сказал, что понравилась, и даже попытался описать свои ощущения. Но через два предложения, глядя в глаза деду, я понял, что говорю абсолютную глупость. Нет, он ничего умышленно мимически мне не показал – я понял все сам, просто смотря ему в глаза.
 
***
 
Так в мое сознание в восемь или девять лет была внедрена установка, что классическая музыка непонятна по причине моего низкого развития. Да, я что-то слышал. Можно сказать – какую-то грубую огибающую происходящего. Но чувства деда были другими, глубокими, и это было налицо. Я сделал для себя следующие выводы: не все, что кажется понятным, является таковым на самом деле; чтобы адекватно оценить что-то, надо обладать определенными умом, знаниями и опытом. Мне, видимо, не хватало скорости мышления, чтобы успевать следить за событиями, а тем более их переживать или понимать.
Все это было моей глубинной тайной. Я об этом никому не говорил. Ведь у детей всегда есть определенная внутренняя гордость. Теперь могу сказать, что надо обязательно в этом признаваться, в крайнем случае, хотя бы самому себе. А то, гордыня остановит развитие!
Еще я понял, что не надо пытаться сразу высказывать свои мысли, так как умный человек сразу отметит твою глупость (хоть и не покажет виду), а показаться умным глупому – не велика заслуга. Сначала надо искренне задать себе вопрос – какова истинная мотивация твоего поведения? Потом, надо искренне самому дать себе отчет: достаточно ли у тебя ума, знаний и опыта, чтобы иметь право высказываться на обсуждаемую тему, и какова мера той ответственности, которая не позволит пускать пыль в глаза при виде несведущих в данном вопросе людей? Хотя, конечно, это никогда и никому не удается, так как почти невозможно дать самому себе адекватную оценку, а зачастую совместить внутреннее состояние и поведение с внешним проявлением.
 
***
 
Это событие имело незначимые продолжения, примерно того же характера – я еще неоднократно вместе с дедом слушал классическую музыку. Незначимые потому, что я ничего нового в музыке не понимал. Хотя мне могло показаться, что я уже все понимаю; слушая обсуждения умных людей, я уже перенял их терминологию и мог показаться умным в других местах. Ведь незрелому или неумному человеку всегда хочется казаться умнее, чем он есть на самом деле; не имея опыта настоящего понимания, ему может казаться, что те примитивные реакции на высокое искусство, что возникают у него, сродни тем, которые имеют по-настоящему понимающие люди. Но я особо не усердствовал, вел себя скромно, стеснялся, может быть поэтому позже, чудесным способом пришло истинное понимание. Это знаменательное событие произошло спустя пару лет. Именно об этом событии я начал писать в начале главы: о том, как дед с бабушкой предоставили мне возможность слушать их фонотеку.
 
Но перед тем как продолжить, хочу сделать очень важное резюме, на которое следует обратить самое пристальное внимание! Все члены моей семьи, а особенно бабушка – относились так к прослушиванию музыки, что для меня, ребенка, было очевидно, что музыка – это необходимая потребность нормального развитого человека! И к чтению, и к живописи и к изучению наук они относились так же. Поэтому все это я воспринимал естественно!
 
Хочу этот пример поставить в упрек некоторым женам, на которых часто жаловались читатели мужчины, прося посоветовать им хорошие головные телефоны. Читатели писали, что жены не дают им слушать музыку, считают это ненужным развлечением. Конечно, здесь немаловажную роль сыграла современная пресса. Но и нельзя не учитывать тот факт, какую музыку слушают жалующиеся мужья. Тем не менее, я часто бываю свидетелем абсолютно недопустимого поведения членов семьи по отношению друг к другу. Если дома нет культа познания мира через науку и искусство, то вряд ли может быть у детей нормальное общее развитие. Тогда и нечего требовать от них.
 
***
 
4.
 
 Итак, ламповая радиола «Симфония», точно такая же, как и в нашем доме, была у деда. Но в дедовской, очень серьезными советскими инженерами, учениками деда, было заменено проигрывающее устройство для грампластинок на импортное, с магнитной головкой и с пасиковым приводом. К сожалению, я не помню названия этого "стола", потому что в детстве не обращал на такие вещи внимания. Тем более что этот стол был, как сейчас принято называть, OEM, не имел крупных опознавательных знаков на видимых частях (видимо надписи были под диском, который предварительно надо было снять). Он был вмонтирован в корпус лакированного деревянного корпуса радиолы "Симфония". Новый «стол» был значительно больше оригинального, поэтому модернизации подвергся и корпус радиолы.
 
Мне было где-то одиннадцать-двенадцать лет, и я уже тогда что-то паял. Дед мне доверил сделать выход для наушников, и я на задней стенке установил пятиштырьковый разъем, «запараллелив» его прямо с выходом на колонки. Наушниками служили наши отечественные 8-ми Омные изодинамические головные телефоны «Амфитон ТДС-7».
 
Амфитон-ТДС-7
 
Воспроизведение через эти телефоны отличалось прозрачностью, естественностью и потрясающей динамикой. Колонки, несмотря на свою музыкальность, воспроизводили мутнее и значительно менее детально. В общем, я получил возможность громко, никому не мешая, слушать что захочу и сколько захочу.
 
5.
 
Взяв каталог, я решил найти Лунную сонату Бетховена и полонез Огинского, так как эти название часто слышал от взрослых, в телепередачах и т.д. Выбор Бетховена еще был усугублен тем, что в кабинете деда, на шкафу, стоял огромный его бюст. В музыкальном кружке, или как тогда говорили «на музыке», мы еще не дошли до уровня изучения сонат Бетховена. Каково было мое удивление, когда в каталоге я обнаружил не менее трех полонезов и пятнадцати сонат! Напротив произведений стояли разные фамилии исполнителей.
 
***
Размышления об эталоне исполнения.
 
 В то время, ребенку, мне думалось, что каждая песня должна иметь свое эталонное исполнение. Остальные варианты – это что-то непрофессиональное, на подобии исполнений во время школьного утренника. Я был уверен, что эталоном песни "Арлекино" является исполнение этой песни Пугачевой, а песни "Крыша дома твоего" – исполнение песни Антоновым. В принципе, так оно и было, но вот что считать эталонным исполнением для песен "Учат в школе", "Война священная" или "Тонкая рябина"? Можно было услышать по радио и телевидению разные варианты исполнений этих песен. Но какое из них эталонное? Вопрос об эталонности был во мне сам по себе, об этом я не от кого не слышал и ни у кого не спрашивал. Просто мне казалось, что любая песня имеет свое первое и самое правильное исполнение. Я думал, что кто-то, может сам автор, распределяет песни. Он оценивает ситуацию и дает каждую песню тому, кто лучше всех ее исполнит. Прямо как классная руководительница в школе во время подготовки праздника «Букваря». И чтобы самому правильно спеть, нужно обязательно знать оригинал.
 
Когда мы на уроке пения всем классом изучали и пели песню "Учат в школе", у меня было одно впечатление о ней, но когда я по радио услышал вариант, исполненный профессиональным певцом, впечатление было совсем другим. Я подумал: "Вот так и надо ее петь!". Я могу ошибаться, но, по-моему, в тот раз ее пел Эдуард Хиль. Пение отличалось от нашего классного всем: темпом, интонацией, посылом и т.д. Мне понравилось, и я подумал: "Это и есть оригинал!". Это исполнение по радио мне показалось значительно убедительнее, чем пение детского хора отличников и отличниц в телевизоре, с качающимися в такт головами.
 
Как же быть с полонезом и сонатой? То ли у деда кроме эталонного исполнения для чего-то были другие варианты, то ли он сам не знал, какое эталонное?! И чем вообще должно отличаться эталонное исполнение от неэталонного, если речь идет об исполнении Лунной сонаты? А может, эталонного нет вообще? Вопрос казался неразрешимым. Ведь Бетховен жил давно, и невозможно у него спросить, как надо играть правильно.
Я тогда уже понимал, что по одним и тем же нотам можно сыграть по-разному, и что от этого сильно отличается впечатление слушающего. Я был уверен, что должен быть некий оригинал, который исходит от самого текста – надо быть просто умным, чтобы его «увидеть» и «понять».
 
***
 
Себя я умным не считал. Я никак не мог понять, откуда отличники уверенно знают как надо? Глядя в ноты, кстати, так же как и в текст стихотворения, у меня не было однозначного видения эталона прочтения.
На уроках литературы в школе меня ругали за невыразительное чтение стихов. Но я читал так, потому что не знал как надо правильно акцентировать слова! Однако некоторые одноклассники (особенно отличницы!), задирали глаза к небу, и с какой-то уму непостижимой интонацией – похожей на ту, что требовалась для коммунистических лозунгов на параде – читали Пушкина. Мне почему-то было стыдно всегда в такие моменты, я пытался втянуть голову в плечи. Мне было стыдно за них, но особенно за себя: как я допускаю свой мозг воспринимать такое?! Хотя, конечно я не мог встать и уйти из класса. Это был внутренний диалог самого с собой. Ощущалась необходимость уберечься от такого неприятного вмешательства извне! Было состояние сокрушения от проделанной непристойности! Но тогда я не был уверен, что я прав. Я думал, что чего-то не понимаю.
Получается, что где-то в глубине души я знал точно как не надо, но, в то же время, какой-то страх мне мешал самому попробовать и убедительно показать другим как, я считаю, должно быть! И это лишь признание в существовании комплекса, который мог остаться на всю жизнь, если бы не события, случившиеся позже. (Кстати, за такое противное чтение стихов, обычно, ставили пятерку).
 
6.
 
Так зачем все-таки столько вариантов исполнения в шкафу? И какое из них эталонное, да и что такое эталон?
Дед, профессор, был на даче, отец в командировке, больше авторитетных мнений для меня не было (хотя бы потому, что у женщин в моей семье, непосредственно меня окружающих в тот момент, не было ученых степеней).
 
Одна из пластинок с полонезом была миньоном, я решил с нее и начать. Думал, что небольшая, а значит мучиться меньше.
В общем понравилось. Мелодия задушевная… Послушал другие два варианта исполнений. Качеством записи отличались, но впечатления были такие же. Выбрал ту запись, которая лучше звучит, для последующих прослушиваний.
 
***
Патетическая и Лунная сонаты Бетховена. К чему приводят эталонные исполнения. Музыкальное пространство, время и события. Первый опыт постижения. Отношение сверстников к классике. Что дает познать и пережить классическая музыка.
 
Решил приступить к Лунной сонате Бетховена. Первые же звуки обратили внимание на то, что музыка сама обостряет внимание. Создается ощущение, что восприятие изменяет свой формат. Говоря ассоциативным языком – появляется необходимость увеличить разрешающую способность восприятия. Узнал первую часть, ее часто можно было слышать по телевидению и радио, по делу и без дела. Дальше первой части не слушал, стал менять пластинки. Мне казалось, что я чего-то не понимаю. Пианисты слишком «умно» играют, то сильно замедляя темп, то ускоряя. Казалось они буквально говорят: вот обратите внимание на это… а теперь на то… Но мне хотелось естественной музыки, а не подражания речам, эмоциям и раздумьям. Я, конечно, помню, какие исполнители навевали мне подобные мысли, но сейчас не буду о них говорить. Слишком именитые музыканты, их поклонники могут меня не понять.
 
7.
 
Тем не менее, я пытался усиленно представить себе лунный вечер, озеро и тому подобное, поскольку думал, что именно эту информацию несет данная соната, раз уж называется Лунной (о том, что это название не авторское, я тогда, разумеется, не знал). Мне казалось, что эту "лунность" многие исполнители доносили. Но вот в чем ценность такой ассоциации, и возникла ли бы она вообще, если прилагательного "Лунная" не было бы в заголовке? Это оставалось вопросом…
 С одной стороны я мог думать, что у всех умных и развитых людей, имеющих хорошее музыкальное восприятие, такая ассоциация возникает и без прочтения названия на конверте. Это только я мучаюсь, пытаясь уподобиться развитым людям. С другой стороны, я никак не мог поверить в глубине души, что ноты без текста могут изображать что-то, что можно изобразить визуально или вообще объяснить словами. Во всяком случае, надо было хотя бы предварительно договориться о том, что может означать тот или иной мотив. Но тогда это было бы уже явлением, аналогичным восприятию речи, а не чисто музыкальным восприятием.
 
8.
 
Так я добрался до исполнения Марией Гринберг.
 
Maria-Grinburg
 
Эту запись отличала еще и хорошая артикуляция, слышна была каждая нота. Содержание мне показалось наполненным обычным, человеческим музыкальным смыслом, и я решил продолжить. Я послушал вторую и третью части. В третьей части я вошел в состояние, которое сейчас могу определить как первый катарсис в моей жизни. Ход музыкальной мысли и развитие темы, моментально перенесли меня в переживание другого времени и пространства. О подступающих к горлу эмоциях и прочих сентиментальностях, о которых обычно говорят охающие театралы – не было и речи. Я действительно стал причастен к чему-то, что было необъяснимым. Тогда, может, я впервые подумал: "Бог есть, это точно!". Я был свидетелем чего-то невидимого, я переживал иное пространство, не подчиняющееся часам на стене. Это был первый опыт чего-то неземного.
 
В странном состоянии, погруженный в "недетские" раздумья я на следующий день, волею судьбы, с мамой зашел в магазин "Ткани", что был на Невском, рядом с Католическим храмом Св. Екатерины. Кто помнит Ленинград, тот знает, что рядом с "Тканями" тогда был магазин "Мелодия". Я уговорил маму зайти и туда.
 
 На конверте пластинки я увидел серьезного мужчину, взгляд которого вызывал доверие. Было написано, что он исполняет "Патетическую" и "Лунную" сонаты Людвига вана Бетховена. Его звали Эмиль Григорьевич Гилельс.
 
Gilels
 
Запись была с концерта в Большом зале Московской консерватории 1968 года. Вечером, как всегда, позвонил дед из Дома творчества кинематографистов – того что в Репино. Я сказал, что в магазине видел  дополнение к его пятнадцати пластинкам. Как только я произнес фамилию Гилельса, дед приказал, чтобы пластинка завтра же была в его коллекции.
 
***
После первых же аккордов "Патетической", я понял, что сейчас окажусь в состоянии, которого никогда не испытывал. Интонационный рисунок, темп и, совершенно новый для меня многоплановый ритмический ход, казалось, подчинялись какой-то неизреченной истине…
 
9.
 
  Восьмая «Патетическая» и Четырнадцатая «Лунная» сонаты Бетховена воспроизводились ламповой радиолой «Симфония» около 40 минут, но мне тогда показалось, что каждая из них – это полная жизнь, это неповторимый опыт, это необходимость. И как я жил до сих пор без этого?!
 
Музыкальные линии одновременно информировали о событиях, происходящих в разных пространствах. Восходящие и нисходящие ряды звуков создавали ощущения пространственных метаморфоз и вызывали новые переживания музыкального времени. Они позволили почувствовать, что время переменная величина. Эмиль Гилельс играл, казалось, бесчисленным количеством рук. Иначе как можно показать несколько мелодий одновременно, текущих с разными субъективными скоростями?! Видимо, из-за того, что вселенское время – переменная величина! Мелодии, казалось, не связаны друг с другом ничем, кроме какого-то высшего Божественного порядка!
 
Бетховен вдруг дал понять, что и время и пространство – неоднозначно определяемы.
Вселенная одновременно может познаваться разным временем и координатами, которые в ней существуют. Они могут быть совершенно разными, но человеком могут созерцаться. Разные пространства единую Вселенную могут представлять множественно. Я понял, что наши земные впечатления о Мироздании ограничены, но музыка может включить временный, существующий только на время ее звучания, опыт переживания вселенского соучастия в мистерии.
 
Музыка позволяет познать и прожить в новых координатах неземное существование. Музыкой можно испытать переменность времени и пространства. Музыка способна предоставить возможность переживания опыта новых пространств.
 
Я понял и другое: даже если и есть другие «эталонные» исполнения, исполнение Гилельса никогда не будет «неэталонным»! Они должны будут существовать вместе! А Людвиг ван Бетховен – самый гениальный и современный композитор!
 
В первой ссылке представлено концертное исполнение третьей части Лунной сонаты Эмилем Григорьевичем Гилельсом. Именно оно в детстве привело к тем необратимым явлениям в моей душе, которые привели к пониманию. Во второй ссылке запись Эмиля Григорьевича, сделанное немецкой фирмой «Дойче Граммофон» в студии. Несмотря на высочайший уровень студийного исполнения и качества записи, концертный вариант мне кажется непревзойденным. Видимо Эмилю Григорьевичу в студии не хватало слушателей.
 
10.
 
Мне сразу захотелось поделиться опытом с одноклассниками. Это были школьные каникулы, все отдыхали. Я еле дождался первого сентября, чтобы, как это бывает обычно у новообращенных, сказать одноклассникам, что они в заблуждении. Они слушают не ту музыку!  Ведь музыка Бетховена на порядок быстрее (если так угодно!) любого рока, который я тоже, как и все, тогда слушал и «фанател». В рок-музыке ритмические удары создают ощущение драйва, но и ограничивают изменчивость течения времени. События там примитивные и однозначные, да и по мистичности не идут ни в какое сравнение с событиями в Лунной сонате. А главное, что смена событий у Бетховена идет с высочайшей информационной емкостью! Полиритмическая структура одновременных мелодий разного содержания вводит в многопространственное переживание времени, которое может по-разному протекать в этих пространствах (определения сегодняшние, интроспективные). По сравнению с такими переживаниями событий и скоростей, любая рок композиция, даже самая «металлическая», плетется как черепаха. Мне казалось, что одноклассники просто об этом не знают. Вот я сейчас им скажу правду, и они узрят!
 
Конечно же, как и всех новообращенных, меня ожидало разочарование. Почти все меня осмеяли и даже засмеяли. Однажды во дворе, когда я возвращался из магазина "Мелодия", меня остановил соседский мальчик, видя в руке моей пластинки. Он выхватил их, интересуясь, какие новые записи мне удалось добыть. В то же время он хотел оценить мою музыкальную «продвинутость». Одно дело, если я слушаю «АББА» и «Бони М», другое, если «Лед Зеппелин» или «Юраи Хип». Увидев на конверте фамилию Баха, он даже покраснел. С чувством дружеской помощи, он тихо посоветовал: "Я тебя как друга предостерегаю – разверни пластинки обратной стороной, а то увидит кто-нибудь из дворовых авторитетов – опозоришься". Но один одноклассник сказал: «Пойдем сегодня ко мне, я тебе поставлю музыку не хуже Лунной сонаты». Я пошел. Это была Третья симфония Бетховена.
 
Охватить всецело содержание Третьей симфонии Бетховена, нам, мальчикам, тогда, конечно было не под силу. Мы заворожено слушали ее, она непонятным способом притягивала нас скрытой информацией, содержание которой в силу того возраста было не понять. Но интересно, что душа тянулась к этой музыке, хотя, видимо, опыт и знания в тот период не позволяли адекватно понимать ее во всей глубине. Иначе как объяснить, что эта музыка обладала магнетическим притяжением, хоть и не была «читаема» в деталях? Притягивала многократно повторяющаяся музыкальная фраза, пространственные качения, диссонанс и его разрешение в первой части, мистическое вознесение после основной «похоронной» темы во второй части, и совершенно непонятная из-за своей разнообразности и сложности четвертая часть. Вот эта сложность и одновременная гармоничность, а также какая-то нераскрытая тайна, меня и привлекали в Третьей симфонии Бетховена. Глубины стали потихоньку открываться с возрастом.
 
***
 
Первые, но очень важные выводы. Совокупность обстоятельств, предшествующих пониманию; истинный мотив понимания. Для чего, и нужно ли, посещать живые концерты для понимания музыки. Необходимые условия запуска механизма понимания классической музыки. Последующее постижение и углубление.
 
Резюмируя сегодня вышеописанное, хочу сделать следующие выводы. Вся совокупность обстоятельств, предшествующая запуску механизма познания, разожгла во мне внутренний мотив к пониманию. Этот мотив – не был мотивом для чего-то или кого-то. Я не старался кому-то угодить, казаться умницей, радовать родителей и т.п. Я это делал для себя. То есть, я искренне, хотя и бессознательно, захотел познать мир через музыку. Это состояние сильно отличается от таких болезненных синдромов, как синдромы «отличника», «папиного и маминого любимца», «бывалого», «гуру», «влюбленного» и т.п. Во всех перечисленных случаях, человек мотивирован не для собственной души, не в целях познания мира, а для того, чтобы добиться самоутверждения или другого удовлетворения каких-то потребностей. В этих последних случаях, человеком движут такие греховные страсти, как гордость и тщеславие. Дать рекомендацию, как смоделировать совокупность обстоятельств, способных вызвать истинный мотив к пониманию – невозможно. Это очевидно из всего рассказанного выше. Здесь я лишь акцентирую внимание на обстоятельствах и событиях, которые могут запустить механизм мотива – но он должен быть и будет личностный, ни на что не похожий.
 
До настоящего понимания музыки, я ее слушал всегда. Почти с грудного возраста в доме играла радиола,
 
Grigor-baby
 
а в школьные годы я каждую неделю ходил в филармонию с родителями, слушал живые концерты; обучался игре на фортепиано. Но это не позволило мне включить механизм понимания. Потому что, не было собственного мотива к познанию! Его еще можно назвать – интеллектуально-духовным энтузиазмом. Только собственный посыл, собственный энтузиазм, собственная свободная работа, самовозделование – может произвести преображение мировосприятия и привести к пониманию. Причем не ради гордости, а ради собственной души. Механизм запуска этого самовозделования не имеет рубильника в определенном месте и не может быть запущен сознательно в определенное время. Он включается сам свыше, при определенном стечении обстоятельств. Но это стечение обстоятельств не является абсолютно случайным, оно включено в систему собственной тяги к познанию. Однако заранее не предсказать конкретную временную точку, поэтому нельзя злиться и нервничать, если желаемое пока не поддается познанию. Это говорит о неготовности души, – следует отложить неподдающееся познание и заняться изучением предметов в смежных областях для расширения и подготовки сознания. Единственное, что является абсолютно необходимым для понимания и познания – искренность перед самим собой: понял ли я на самом деле, или пытаюсь для чего-то обмануть себя и других.
 
Посещение концертов в филармонии и занятия музыкой могут ничего не дать. Мое понимание пришло именно тогда, когда я увидел настоящую форму произведения. Ее мне показали Гринберг и Гилельс. Вряд ли до такой степени разбирался в ней мой музыкальный педагог, и вряд ли я сам ее смог бы увидеть без чьей-то помощи. К тому же, да простят меня многие музыканты, уровень исполнения на концертах в подавляющем большинстве, мягко говоря, ниже среднего. Третья симфония Бетховена, к примеру, только раз произвела на меня глубочайшее впечатление, когда я услышал то, что невозможно передать в записи – это было исполнение Францем Брюггеном в Санкт-Петербургской филармонии в конце 90-х. Все другие прослушивания этой симфонии оставляли удручающее впечатление – я на концерте слышал даже меньше, чем в записях великих мастеров. Концерты ничего не дают еще и по другой простой причине – на них слушаются всегда разные произведения. Даже если сейчас посмотреть на репертуар концертных площадок, можно увидеть, что одно и то же произведение повторяется один раз в несколько лет. Не спорю, есть популярные исключения, скажем, та же Третья симфония Бетховена. Но даже если какое-то произведение исполняется несколько раз в году – все равно невозможно систематизировать в себе результат восприятия и что-то понять.
 
Приходиться констатировать, что истинное понимание классики возможно лишь при очень хорошем музыкальном образовании, которое могут дать только очень хорошие педагоги, или, как это ни покажется странным – при осмысленном прослушивании записей с интеллектуально-духовным энтузиазмом на домашней аппаратуре высокой верности воспроизведения.
 
 Классические произведения не познаются с первого раза, они слишком глубоки и сложны. Для их понимания требуется неоднократное к ним обращение. До того, как понять сонаты Бетховена в исполнении Гилельса, я многократно, как об этом писал выше, прослушал их в других исполнениях. Пусть для меня другие исполнения не оказались откровениями, но они были все равно хорошими. За время их прослушивания что-то происходило в моем сознании и памяти. Психологические процессы были сложными, оставим это для серьезных специалистов, но тот факт, что память стала фиксировать какие-то важные для понимания обороты музыкальных событий – факт безусловный. При том, как мне казалось, что я ничего не понимаю, в моем сознании и подсознании проходили процессы запоминания, сравнения, повторения, углубления и т.п. Очень важно для себя понять – классические произведения любых жанров и направлений в искусстве, не подаются пониманию с первого раза! Самые великие произведения никогда до конца не познаются. В них заложено столько, что хватит на веки веков.
 
***
 
11.
 
Мое детское понимание того, чем отличается классика от популярной музыки. Что следует называть классикой.
 
 А в том, далеком детстве, я для себя впервые определил, что следует называть классикой.
Классикой на тот момент жизни я называл те произведения, которые не понятны в должном объеме с первого раза; начинают пониматься и преображать сознание после неоднократного повторения; со временем «не приедаются», а наоборот – открываются все глубже и глубже. (Потом я приведу и другие определения).
 
Любая рок композиция, да простят меня любители рока, имела свой срок. Она поначалу безумно нравилась, потом приедалась, а в конце вообще не возможно было ее слушать – вся ее подноготная оказывалась вывернутой. Главное, что страсти и мысли рок-музыкантов казались подростковыми, такими же как у нас, ребят во дворе. И это поначалу воспринималось замечательно! (Уверен, что подавляющее большинство юных меломанов это и привлекает.) Но эти страсти и мысли, во-первых, с каждой новой книгой и опытом устаревали, во вторых имели, как мне казалось, временную ценность.
 
Это понимание таилось у меня где-то в глубине души, я, конечно же, тогда не смог бы эту мысль правильно сформулировать.
В то время я точно понял одно: как любитель классики, человек обречен на мизерное количество сотоварищей. Единение всем стадионом не будет! Здесь нет общего выброса адреналина. Не будет и беспричинной физической радости (которая резко может смениться грустью, или оставить непредсказуемые тяжелые ощущения на утро). Не будет желания что-то сломать или во что-нибудь (не дай Бог, если кого-нибудь) ударить.
 
 Позже я понял, что энергия, даваемая композиторами классики, неземная – потому что она генерируется не эмоциями, а глубокими чувствами. Она превосходит энергию, даваемую другими музыкальными культурами так же, как превосходит энергия атома все другие энергии. Эта энергия внутренняя, истинная, преобразующая, созидающая – делающая тебя человеком. Последнюю мысль правильнее было бы выразить так: позволяющая получить опыт истинно человеческий – опыт того, кто имеет Образ и подобие Божье.
 
 Что же до ощущений от рок-музыки, то они скорее похожи на состояние какой-то игры, самообмана; наподобие ощущения от выпитой бутылки пива или с позой выкуриваемой сигареты. А по сути – на подобии поведения павлина с развернутым хвостом и плясками. Может такую красоту интересно наблюдать в зоопарке, но за этим – беспощадно стоит бессознательный инстинкт размножения.
 Тогда я этого не знал, и не удивительно, что я тоже стал павлином.
 
12.
 
О том, что я тоже был павлином.
 
 Так или иначе, где-то с 14 лет и до определенного возраста, человек становится, как бы не сам собой. В какой-то момент ему кажется, что правда у толпы, он хочет быть как все. Почему такое происходит, мне представляется, кроется в самой природе возрастного периода.
 Общество подростку бросает клич: покажи свою индивидуальность, ты не такой как все! Подросток гордо соглашается с правилами игры, и пытается оправдать доверие. Но чье доверие? Именно доверие толпы, а значит, эта толпа должно его понять и принять. Вот чтобы и быть понятным массе, человек должен как раз и не отличаться особой внутренней индивидуальностью.
Он может наряжаться внешне, играя наивную игру.  А то осмеют, обзовут неудачником. Понять это в подростковом возрасте почти невозможно, так как на полную мощность включен инстинкт размножения. Но если человек не будет чувствовать себя подобным большинству, то и выбор для размножения у него будет сильно ограничен (да и сам он может быть выбран очень ограниченным числом представителей противоположного пола). Вряд ли кого в этом возрасте убедишь о существовании высоких материй и понятиями о чистоте и нравственности, если тот, конечно, воспитывался не в особой духовной среде.
 
То, какие половозрелая особь имеет поведенческие особенности, и виды проявления – здесь рассматривать не буду. Каждый может над этим поразмыслить перед телевизором во время передач о поведении животных в брачный период.
 
***
 
Как раз в этом возрасте может показаться, что ты не "крут", если не слушаешь… Здесь может быть имя любого коллектива или артиста, мелькающее на популярных музыкальных каналах (а в наше время, бывает даже, что и на государственных).
 
Так было и со мной. Каждый человек по природе не хочет быть одиноким. Но подросток мотивирует свое поведение иначе, он совершенно не видит истинных посылов. Все, что я теперь о себе рассказываю, тогда я до конца не осознавал. На теперешний момент – это интроспекция в чистом виде.

Поэтому моя природа потянулась к популярной музыке. Я даже, порой, получал колоссальное "популярное" удовольствие, каким-то образом отодвинув на второй план истинное, а, иногда, совершенно забыв о нем. Вероятнее всего потому, что то, истинное, мне не с кем было разделить; а если и было, то с очень небольшим кругом старших. Далее